В реальной жизни Константин Паустовский и Иван Бунин встретились дважды, но диалога между ними не случилось. О первой встрече Паустовский рассказал в письме к жене.
16 февраля 1917 г.
Москва
Вы сидите и коснеете в Ефремове, и мне вас жаль. Вчера я был на лекции о русском писателе, – Анна Ахматова прострелила меня своими египетскими глазами. Сиял лысиной и золотом зубов Серафимович с ужасающим, корявым лицом Квазимодо и хмельными глазами, по-английски строг, изыскан и стар был Бунин с глухим голосом и легким хохлацким акцентом. Тяжелый Сумбатов, величественный Телешов, пылкий и грассирующий Потемкин. Маленький неуклюжий старичок с крашеной бородой и блеклыми глазами все потирал руки и что-то тихо говорил голосом Марии Александровны. Это Короленко. И просто одетый, суровый, измученный, с презрительной складкой у губ и умным квадратным лицом Шмелев – самый молодой, резкий и отчеканенный. Изящный, как юноша, Станиславский и Лилина, Бурджалов, Осоргин и другие. Шайка репортеров и газетчиков, – сварливый, глупый, завистливый народ, щеголяющий дешевым цинизмом. Как сказал Потемкин – в публике было «электрическое» настроение. Много шумели.
Но почему-то все это показалось мне отжившим, старым, не волнующим. Для меня были только двое – Бунин и Шмелев. Бунин, спокойный, тонкий, задушевный, – чеканил свои стихи и волновал. У него редкие тонкие руки. Шмелев бросил публике в ответ на жалобы на оскудение литературы – «Каждое общество заслуживает своих писателей. Гения надо заслужить. Прежде чем говорить о нем, надо спросить себя – достойны ли мы иметь гения. Вы – косная масса под новыми сюртуками, вы – трусость, вы – душевная прострация и та человеческая пыль, от которой тошнит в уме. И если придет в Россию гений, то какое отчаянное, потрясающее проклятие он швырнет в лицо России и вам, ее «промотавшимся», оголтелым отцам».
А в публике говорили: «Возмутительно. Написал каких-то жалких два рассказа, изданных универсальной библиотекой за 10 коп., и смеет говорить такие вещи». Одна дама, сидевшая впереди меня, сказала, что «такого господина она бы не впустила в свою гостиную». Короленко обомлел. Как! Как можно! И зашамкал о редком единении в России читателей и писателей. Что вы, помилуйте! Разве можно. А Михайловский, Щедрин, Некрасов? Даже этот вечер – пример единения. Хорошо единение. «Я бы его в свою гостиную не пустила».
И Шмелев ответил о том, как затравили всех русских гениев, затравило общество, обыватель, вся дикая русская жизнь, и крикнул о несмываемом позоре и крови на руках русской критики, задушившей свободную мысль, убившей из-за угла безвестных гениев, которые были бы неизмеримо выше всех столпов русской литературы. Это подлость. Будьте прокляты вы, русские интеллигенты, с вашей критикой. Черт меня дернул родиться в России с душою и талантом…
Твой Кот
К. Г. Паустовский – Е. С. Паустовской (Загорской). Москва. 16 февраля 1917 г.
На фоне: Дом Поленова на Медынке. Начало ХХ века